— Это ты сам изобрел? — уважительно спросила Наташа.

— Нет,— честно ответил Олег.— Это Володя Бондарчук мне показал.

Они вернулись в кабину.

— Прибавь газу,— предложил Сережа.

— Зачем? — возразил Олег.— Тише едешь... Стрелка спидометра замерла на цифре шестьдесят.

Прежде Олегу нравилось чувствовать, как машина отзывается на педаль гаэа, он огорчался, если его обгоняли. Но теперь он перерос это. Понял, что по булыжнику, да еще на старенькой груженой машине, гонять вовсе незачем. Что на шестидесяти километрах и машина целее будет, и для груза лучше.

Олег сбросил газ, нажал на педаль сцепления, переключил скорость и поднял глаза к зеркальцу заднего обзора. В зеркальце показался мотоцикл с коляской. Мотоцикл приблизился. За рулем сидел капитан милиции. Капитан обогнал машину, остановил мотоцикл впереди у обочины и поднял руку.

Олег резче, чем следовало, затормозил, выключил зажигание, открыл дверцу и подошел к капитану.

— Здравствуйте, — сказал Олег.

— Что везешь?

— Картошку.

— Откуда?

— Из Бульб.

— Куда?

— В район. В магазин.

— Накладная есть?

Олег вернулся к машине, взял накладную и путевку и обреченно протянул их капитану.

— А права?

— Нету у меня прав.

— Что значит — нету? Документы!

Олег полез в карман, достал комсомольский билет.

— Еще комсомолец! — Капитан раскрыл билет и, словно сравнивая фотографию с лицом Олега, спросил: — Мороз? Олег? Николаевич?.. Давно ездишь?

— Так я в колхозе все...— стал робко оправдываться Олег.

— Покажи тормоза. Дай ключи. — Капитан сел в машину. Наташу и Сережу он словно не замечал. Он включил двигатель, сдернул машину с места, остановил ее, вышел из кабины, обошел машину вокруг, постучал ногой по передним скатам.— В правом спусти немного... В колхозе, говоришь? А в школу ходишь?

— Хожу.— Лицо Олега приобрело еще более озабоченное выражение, чем обычно.

Капитан помолчал.

— Знал я твоего отца... Какой водитель был!.. Не отвернул бы он тогда... Людей спас, а сам... Эх, жизнь наша проклятая! — Он снова постучал ногой по колесу.— Ты вот что, Олег... Ты в район больше не езди. И пассажиров не вози. В колхозе — другое дело. Хорошо, на меня нарвался. На другого попадешь, не объяснишь ему, что семья... Неприятности будут... Держи ключи.

Сережа выбрался из кабины и решительно направился к капитану.

— А на мотоцикле можно? — спросил он враждебно.

— Если есть шестнадцать лет и права имеются — пожалуйста,— тоже не слишком дружелюбно ответил капитан.

— Вот,— обрадовался Сережа.— У автомашины четыре колеса. У мотоцикла — два. В автомашине водителя защищает кабина. Мотоциклист в седле, как петух на заборе. В машине — подвеска, а на мотоцикле все неровности на дороге передаются прямо на седло. И водить мотоцикл труднее. Но права на мотоцикл получай в шестнадцать. А на автомашину или на тихоходный трактор — не раньше восемнадцати. По-вашему, это правильно?

Капитан повернулся к Олегу.

— Это кто у тебя? — спросил он с удивлением.

— Товарищ. Одноклассник,— озабоченно ответил Олег.

— Так ты бы объяснил товарищу-однокласснику про своего отца. Может, и он тогда поймет, что машина — не игрушка.

Даже не взглянув на Сережу, капитан сел в седло мотоцикла и укатил.

— А зачем же нас в школе учат водить машины и тракторы,— кипятился Сережа.— Учат с четырнадцати, а права, пожалуйста, аж в восемнадцать.

— Больше я ездить не буду,— озабоченно ответил Олег.— Опять цветы пойду делать. Как на каникулах. И заработок больше, и спокойнее... Ну, поехали...

Дальше они ехали молча. Каждый думал о своем.

Олег точно и ловко подал задом машину к магазину — он гордился этим своим умением,— они сгрузили картошку, крупную, чистую, отборную, знаменитую «партизанку». Затем Олег отогнал машину на специально выделенную для этого площадку рядом с базаром.

Сереже нравился обильный осенний шумный и веселый районный базар, очень похожий на гоголевскую «Сорочинскую ярмарку».

Была у них в школе такая особая игра. Ее придумала учительница русского языка и литературы Елена Петровна. Игра называлась «Останется ли это при полном коммунизме?».

Школьники часто спорили между собой: останутся ли при полном коммунизме колхозы? Это был сложный вопрос. Председатель колхоза Павел Михайлович Гавриленко, как это было всем известно, считал, что колхоз более совершенная форма хозяйствования, чем совхоз, чем завод. Он говорил, что колхозное хозяйство дает большой простор для инициативы людей, для их самодеятельности, для их непосредственного участия в решении всех без исключения производственных вопросов. Но он же на своем «факультативе» в школе рассказывал, что два советских исследователя, Абакумов и Галицкий, создали проект невиданной десятиэтажной теплицы — квадрата со сторонами семьдесят на семьдесят километров. Такая теплица давала бы в год несколько урожаев и могла бы прокормить 450 миллионов человек.

Если бы гигантская теплица по проекту Абакумова и Галицкого была сооружена, можно было бы на месте полей насадить леса и сады, создать приволье для диких животных, для птиц, а главное — полностью, до конца механизировать труд в сельском хозяйстве. Но стоимость этого проекта неописуемо велика — девять триллионов рублей.

А на уроке истории учительница Римма Филипповна говорила, что, по данным Организации Объединенных Наций, на земле каждый год тратится более 300 миллиардов долларов на вооружение.

Сережа с Олегом сразу же подсчитали, что на строительство одной гигантской теплицы нужно, чтоб все человечество в течение тридцати лет не производило оружия. Но в конце концов когда-нибудь прекратится же гонка вооружений. Не может ведь это вечно продолжаться.

Обсуждали: останутся ли бензиновые автомашины или будут только электромобили? Какой иностранный язык будут учить в школе при полном коммунизме?Они думали, что многое из того, что сейчас кажется и нужным и важным, просто отпадет, как отпадает струп с зажившей болячки.

Сережа понимал, что при полном коммунизме такого базара, как теперь, уже не будет. Хотя бы потому, что отомрут деньги. Но ему было жалко этой колхозной осенней ярмарки. И думалось, что базар, может быть, все-таки останется. Что крестьяне и тогда будут привозить излишки продуктов, выращенных ими на своих огородах. Только, может быть, будут отдавать эти излишки даром или станут ими меняться.

Наташа сняла с шеи голубенький, в тон глазам, шелковый шарфик, сложила его вдоль, и они с Олегом завязали Сереже глаза.

— Мало,— решил Олег.— Носовой платок есть?

— Есть,— ответила Наташа.

— Давай сюда. Вниз подложим. Так. Ничего не видно? Честно?

— Нет,— ответил Сережа.— Не видно.

— Что вы делаете с мальчиком? — возмутилась какая-то тетка из толпы зевак, внимательно наблюдавших за действиями Олега и Наташи.

— Научный эксперимент,— серьезно ответил Олег.

— Что он вам, кролик или собака? — попыталась вступиться тетка за Сережу, но Олег поднес палец к губам.

— Т-с-с... Он под гипнозом. Не разбудите... Теперь мы тебя покрутим,—- сказал он Сереже и несколько раз обернул его.— Пошли.

Олег и Наташа взяли Сережу под руки и повели его вдоль базарных рядов. Сережа остановился, втянул носом воздух:

— Укроп!

— Укроп всякий может узнать,— ответил Олег. Они пошли дальше.

— Грибы! Белые,— определил Сережа.— Морковка!.. Рыба!

— Какая? — быстро спросил Олег.

— Свежая! — нашелся Сережа.— Мясо! Говядина. Второй сорт.

— Что значит второй сорт? — возмутилась женщина, продававшая мясо.— Ты зачем мне покупателей отбиваешь?

— А тут вино продают,— сказал Сережа, проходя мимо мужика, обнявшего столб.

Сопровождавшие «экспериментаторов» зеваки поощрительно загалдели.

— Опять грибы!..

— А это? — спросила Наташа.

— Это... Это апельсины.

— Такой молодой! — сочувственно покачал головой продавец, маленький, смуглый, приехавший издалека человек. Он принял Сережу за слепого.— Ай-ай-ай! Возьми, девушка, для него апельсин. Бесплатно.